Я ненавидела себя, ненавидела свою жизнь, не хотела быть собой, вообще не хотела быть женщиной.
Я всегда боролась со слезами. Весь подростковый период, постоянно подвергающаяся насилию со стороны взрослого, я пыталась сдержать слезы гнева внутри себя. Я не позволяла себе плакать от горя из-за того, что именно так рассталась с девственностью.
Травма от перенесенного в юном возрасте насилия не забывается. С этим сложно жить. Будучи взрослой, я часто спрашивала себя: почему я, непоколебимая в своих намерениях, не желающая мириться с обстоятельствами, не подчиняющаяся ничьим правилам бунтарка, не смогла защитить себя? Почему я не отшвырнула мерзавца и не рассказала про этот ужас родителям или даже школьному директору? Надев на глаза шоры, маленький солдат просто двигался дальше. Осмелюсь предположить, что в детстве я могла испытывать неосознанное чувство вины по отношению к детям из бедных семей. Я стеснялась сознаться, что посещаю частную школу, детям из муниципальных школ города. Я видела Крис Эверт, которая тренировалась на общественном теннисном корте. Я восхищалась ее пролетарским происхождением. И даже огорчалась, что мои родители не были простыми рабочими. Меня впечатлила поэма Desiderata [13] , основной мыслью которой стало равенство людей во всем и опасность сравнения своих и чужих радостей и печалей. Я знала, что многие прошли через гораздо более тяжелые и худшие испытания, чем я. И полагала, что не могу жаловаться на судьбу. Мне казалось, что жаловаться – стыдно.
В старших классах мне поставили диагноз эндокардит, начались проблемы с сердцем. Три месяца я должна была соблюдать строгий постельный режим. Моя сестра Лиза, связь с которой за время нашей учебы в школе почти оборвалась, помогала мне больше всех. Каждую свободную минуту она сидела у моей постели. А я вела себя как помешанная. Считала, сколько тренировок пропустила, и каждый раз после этого приходила в ярость. Лиза смогла меня оправдать. В моих планах было углубленное изучение трех предметов каждый месяц. Лиза надолго прописалась в школьной библиотеке, таская мне оттуда горы книг и учебников. Больше всего меня интересовал космос. Лиза составила систему карточек, на которых я записывала все невероятнейшие факты, делала множество заметок на каждую тему. Сестра скрашивала мое одиночество даже во время ужина. Она входила ко мне в комнату с двумя тарелками – своей и моей. Мы ели, много разговаривали и смеялись. Лиза показала мне, как важно уметь сострадать близким, научила меня, что такое забота и участие. Думаю, она была главным учителем и для нашей мамы. Моя болезнь укрепила наши отношения на следующие 50 лет.
Оставшееся время старшей школы я строго придерживалась установленных правил. Предрассветная рутина: подъем в 4.30 утра – тренировка – школа – тренировка – сон, в детстве давала мне возможность как можно меньше бывать дома. Дома был Арис. Да и в школьной жизни я не хотела участвовать, не являлась активисткой. Мне удалось избежать всего, что я так не любила. О своей сексуальной ориентации я даже не задумывалась. Мальчики меня не интересовали, я не ходила на свидания, не посещала вечеринки, оправдывая это психологической травмой из-за нездоровой связи с тренером. Строгая дисциплина спасала меня от депрессии. Внутри я чувствовала себя сломленной, но для всех остальных я была сильным и волевым лидером. Теперь даже в самых смелых мечтах я не позволяла себе грезить об участии в Олимпийских играх. Ах да… Олимпиада в Мехико. Теперь она казалась недостижимой. И дело было не только в проблемах с сердцем.
Почему я, непоколебимая в своих намерениях, не желающая мириться с обстоятельствами, не подчиняющаяся ничьим правилам бунтарка, не смогла защитить себя?
На спортивную карьеру сильное влияние оказывает то, что происходит с атлетом в период полового созревания. Время между 16 и 17 годами показало, что я была пловцом второго уровня, а для участия в серьезных соревнованиях необходимо оставаться лучшей из лучших пловцов первого. Я и не подозревала, что скоро найду свою личную область превосходства – океан. Словно цепляясь за спасательный круг во время шторма, я продолжала существовать по режиму.
Предел настал, когда моя карьера в скоростном плавании и учеба в школе подходили к концу. Мой отец, несмотря на его харизму и шарм, был подонком. Мама (сейчас я испытываю к ней только нежные чувства) не смогла спасти меня. Из-за ее бездействия в тот период, неспособности смотреть правде в глаза я затаила на нее злобу и обиду. Тренер, которому я доверила свою жизнь, предал меня. Грядущей осенью я решила поступать в колледж. Я не знала, зачем мне это, чего я хочу на самом деле. В колледже не предусматривались стипендии для спортсменок, там не было приличной тренировочной базы. Однако я вела себя так, что со стороны казалось, будто я отвечаю за свои поступки и опять бросаю вызов обстоятельствам. На самом деле в моей голове творился полнейший бардак.
В августе начались отборочные на Олимпиаду в Мехико. О марафонском плавании я пока не думала, но все же заканчивать спортивную карьеру мне не хотелось. Я смирилась с тем, что никогда не смогу участвовать в Олимпиаде. Даже мечтать о ней стало бессмысленным. Все эти психически травмирующие годы только моя целеустремленность на тренировках придавала мне силы и утешала меня. Я хотела участвовать в отборочных.
Это была последняя тысяча метров, которую я проплыву на спине, и мое последнее «ура» как лучшей спортсменке. Трое победителей должны продолжить борьбу за место в сборной. Пятеро проигравших вернутся в обычную жизнь.
Спускаясь с трибуны прямо к бассейну, чтобы оказаться перед важнейшей сотней метров в моей жизни, я чувствовала, как мои плечи словно сгибались под тяжестью неподъемного груза. В каком-то оцепенении, словно идя на эшафот, я приближалась к дорожке. Неужели мои дни в спорте сочтены и не стоит требовать от себя невозможного? Кто я, если не пловчиха? Я вспоминаю, как вставала в 4.30 утра, ежедневно, в течение восьми лет. Мне было безразлично, о чем мечтают мои брат и сестра, потому что мои собственные мечты являлись самыми важными на свете.
Мои родители. Тренер. Приседания, подтягивания. Забывая про нормальную жизнь, я неумолимо посвящала все свое время плаванию. Я никогда не курила травку на парковке в средней школе. Жертвы были ощутимыми.
В тот вечер я сделала себе строгий выговор, я вспоминала все, что случилось за 17 лет. Я пыталась понять, кто я на самом деле, мой девиз. Мне было интересно, как люди выстраивают свою систему ценностей, особенно если началом для этого послужили слова мудреца или наставление от понимающей бабушки. Именно в этот момент мне как никогда требовалось, чтобы кто-то выдернул меня из оцепенения и вернул к реальности. Этим человеком стала моя подруга Лиз.
– Диана, ты в тумане, что ли? Это самая главная гонка в твоей жизни, а ты вообще не собрана! Что за чертовщина с тобой происходит?
Я затянула: «Родители, братья и сестры, тренировки, жертвы, и так далее, и так далее, и так далее».
Лиз: – Прекрати! Остановись! Еще месяц назад мы всей командой замерли на трибуне, когда ты произнесла ту невероятно вдохновляющую речь. Ты говорила о том, как нужно стремиться достичь невозможного! Ты говорила, что нужно один раз представить почти недостижимую цель, а затем забыть про нее и начать действовать. Что необходимо выложиться ради своей мечты – дисциплинировать себя на минуту, час, неделю, месяцы! Только так ты сможешь дотронуться до счастливой звезды или станешь легкой настолько, что почувствуешь совершенство, паря в разреженном воздухе! Диана, ты повторяла все это снова и снова!
Сейчас же очнись! У тебя нет времени на размышления! Помнишь тот документальный фильм про Билли Джин Кинг [14] ? (Прим. Те кадры, где она готовится к матчу на Уимблдоне и даже не смотрит на турнирную таблицу!) Когда ей сообщают, кто будет ее соперницей, она усмехается и произносит: «Ах да, если я встречаюсь с ней в четвертьфинале, значит, она улучшила вторую подачу».