Я дала себе передышку. Ровно месяц. Мне хотелось увидеться с семьей, друзьями. Я переехала в Итальянский особняк 1924 года. Распаковала вещи. И решила какое-то время побыть дома. Со мной были мои собаки. Прогулки с ними стали моим способом медитации. Они бежали рядом, а я размышляла.

В первой прогулке по побережью Тихого океана было что-то неземное. Я смотрела на восход солнца и погружалась в воспоминания.

Я отчетливо помнила тот июльский день на острове Сен-Мартена, когда я перевернулась на спину и зарыдала. Больше в своей жизни мне не придется плыть 15 часов подряд (я наивно полагала, что не будет 24-часового заплыва немного позднее и усиленных тренировок на Ки-Уэсте). Разум приказывал мне двигаться дальше, но сердце все еще жило теми воспоминаниями. Я не могла отпустить их так быстро. Воспоминания приведут меня к освобождению.

На девятый или восьмой день прогулок, на рассвете, я почувствовала просветление. Я помню этот момент. Тедди и Бойскаут бежали впереди меня. Я оттолкнулась от земли и побежала за ними. Мое тело ликовало. Я начинала видеть хорошее.

Возможно, это прозвучит очень уж самоуверенно, но в 61 год я была в наилучшей форме в своей жизни. Вместо того чтобы зацикливаться на тяжести тренировок и думать об этом снова и снова, я позволила чувству восторга от происходящего заполнить свое сознание. Вспоминая свои ощущения во время заплыва, я даже иногда испытывала счастье. Я чувствовала, что способна на все. В тот день, когда море утихает, я рассекаю водную гладь гребок за гребком. Так человек проплывает расстояние, которое раньше могли осилить только лодки.

Я улыбнусь под водой, когда увижу застывшую на корме Бонни. Она загорела настолько, что ее кожа отливает медью. На ней огромные солнечные очки. Иногда она ни разу не садилась за все 12 часов моего плавания, ее взгляд был прикован ко мне. Бонни – боец, с глазами, приносящими успокоение и радость. С ней я чувствую эмоциональную и физическую защищенность.

Наша Экспедиция подразумевает самую разностороннюю подготовку к ней. Наша Команда была очень сплоченной, мы верили в себя. Я неплохо справлялась с ролью лидера.

Безусловно, наша ситуация была до крайности уникальной. 61-летний спортсмен, с которым работают близкие ему люди, никогда не знавшие его именно как пловца. Конечно, это мало напоминает соревнования мирового уровня. Но я пыталась осуществить то, что мне не удалось в мои 20 лет. Самые дорогие мне люди впервые помогали мне достичь главной цели. Даже Нина, появившаяся в моей жизни после того, как я завершила карьеру в спорте, присоединится к нам на лодке моих друзей.

Однажды на Открытом чемпионате по теннису в Америке Джимми Коннорс (титулованный спортсмен, в то время отошедший от дел) электризовал толпу во время своего матча-возвращения. Он надолго покинул спорт. Его 11-летний сын Бретт догадывался, что его отец – звезда мирового спорта, чемпион Уимблдона. Но его победы пришлись на те времена, когда Бретт был совсем ребенком. В тот вечер Джимми буквально разгромил соперника – Арона Крикштайна. Люди на стадионе сходили с ума, они встали со своих мест. Стадион превратился в орущее чудовище. Джимми пытался отделаться от журналистов, поднимал руки к небу, кричал. Он возродился несгибаемым чемпионом. Бретт в этот момент стоял рядом с кортом. Он видел своего отца во всей славе. Джимми, не большой любитель слез, качал своего сына на руках и плакал. Если бы не тот матч, то Бретт продолжил бы видеть в отце только героя устаревших спортивных хроник и газет.

Мой племянник Тим родился в сентябре 1978 года, спустя месяц после моей первой Кубинской попытки. Он рассказывал своим друзьям, что его тетя была великолепной пловчихой, однако подробностей он не знает. Будучи в Мексике, он приехал, чтобы взять у меня интервью. Тим не особенно чувствительный человек, но когда он вспоминал наши детские игры, на его глазах выступили слезы. Затем Тим расплакался и сказал, что просто не верит, будто видит перед своими глазами чемпиона.

Бонни, с которой мы познакомились через несколько месяцев после завершения моей карьеры, стала главным человеком в нашей Команде. Она очень стойкая. Но однажды, находясь в воде, я заметила, что она плачет. Я приостановилась и спросила, все ли в порядке. Сквозь слезы Бонни прокричала, что это просто замечательно видеть, как людей объединяет общая цель.

Итак, ответственная Бонни, Тим, без которого Экспедиция невозможна, Кэндис и наша история, Лиза и Нина. Это было невероятное время для всех нас.

На прогулках с собаками я многое поняла. Отчаяние трансформировалось в надежду. Это и было моей целью. Чтобы дотронуться до Мечты, я год тренировалась, не останавливаясь ни на секунду. Вот она, цель Экспедиция, даже если мы не дошли до конца. Но мы обязательно это сделаем.

Я была счастлива. Перед началом новых тренировок я слетала в Гавану. Со мной вместе были Ди, Кэти Лоретта, Карен и Тим. Мы подружились с коммодором Эскричем – звездой клуба Nautico в Марине Хемингуэй. Это, если честно, были долгие нудные встречи с бюрократическими диалогами. Но у нас появился союзник. Эскрич стал важным, прямым контактом с министром спорта, который смог бы в течение 48 часов получить от нашего имени разрешения и зеленый свет для Экспедиции. В этот раз не должно было возникнуть никаких проблем. Должна признать, что та поездка отнюдь не походила на отпуск. Но прибывая на остров, мы всегда были очарованы Кубой так, словно видели ее впервые. С 1978 года я посетила Кубу не меньше дюжины раз, часть из них – с Бонни, по делам спорта. Я преподавала плавание, она – ракетбол. Вспоминаю этот железобетонный корт. Кубинский Олимпийский учебный центр поражает вас тем, каких успешных спортсменов он выпускает. Легкая атлетика, волейбол, бокс. Это при том, что на тренировочной базе имелся один-единственный велотренажер с одной педалью (которая, как ни жми, оставалась совершенно неподвижной). На месте второй была прикреплена обыкновенная железяка. Тренировки проходили в стиле Рокки: спортсмены перекидывались мешками с гравием, бегая по огромным кучам мусора.

Я всегда сочувствовала кубинским американцам. Это пришло ко мне из детства. Я слышала много историй о ночи революции, когда множество из них брали документы, опустошали свои банковские счета и бежали в соседние страны. Но многое говорит и в пользу режима Фиделя. Он немало сделал для Кубы. Из страны третьего мира за одну ночь она стала страной мира № 2. Исчезли бездомные, безработица. Появились бесплатное образование, отличная медицина. Моя любовь к Кубе аполитична. Я ничего не знаю о социалистах. Я просто люблю эту страну и ее жителей. Даже свое плавание я представляю как микромост между двумя отвернувшимися друг от друга странами, которые смогут соединиться в далеком или близком будущем.

Однажды в Гаване мы делали передачу для Национально-Общественного радио. Я просто гуляла по улицам, записывая звуки города на диктофон. Приблизившись к стильно одетому мужчине, я спросила: «Что вы знаете об американских автомобилях?» Он ответил: «Я – кубинец. Я знаю об автомобилях все».

Он забрал мой микрофон, начиная шестиминутный увлекательнейший монолог: «Мимо нас проносится Ford Fairlane. Это модель 56-го года, эмблема на капоте говорит о том, что автомобиль выпущен в конце 56-го года. Любовь всех кубинцев – Cadillac Sevilla. Видя ее, мы теряем дар речи. Можете представить себе салон, обитый белоснежной кожей, а глянцевую приборную панель – черной как ночь. Оболочка не уступает начинке».

Этот прохожий описал еще примерно 15 великолепных машин. Синие «Олдсмобили», вишнево-красные «Шевроле», «Бьюики» цвета морской волны… Он закончил свою речь очень красиво, исполнив мечту любого редактора: «Теперь вы понимаете, что, стоя на углу улицы в Гаване, одновременно вы посещаете галерею автомобилей. Наслаждайтесь!»

Весь мир считает Кубу особенной страной. Не буду спорить. За свою жизнь я объездила весь мир, видела самые дальние, затаенные его уголки. И по-прежнему моя любовь к Кубе не ослабевает. Кубинский марафон станет моим заявлением всему миру, что торговое эмбарго затянулось. Пора это остановить.