Бонни, Бартлетт и много кто еще предлагают рассмотреть другие дистанции. Такую же сотню миль можно найти на карте экваториальных вод. Мы смотрим на участки с подходящей температурой воды, ветровыми условиями и подводными токами. Естественно, мой взгляд приковывает Куба. Я хочу заставить себя загореться желанием плыть другие дистанции. Может быть, Мальдивы? Звучит интригующе. Канадские воды – с наступлением глобального потепления, этот вариант не подходит. Мы смотрим на Гуам. И Сиамский залив. Сердце не чувствует эти места. Только Куба. Куба-2013. Новая попытка.
С декабря по ноябрь 2012 года я с трудом осознаю факт того, что тренировки в бассейне не кажутся мне нудными и изнурительными. Я полагала, что после 4 лет 10 часов в бассейне «Роуз Боула» станут для меня настоящей пыткой. Но я справляюсь. Даже больше – я наслаждаюсь. С первых минут я веду отсчет. 90 кругов – по-английски, и еще три по 90 на остальных языках. Затем 60 кругов каждого. Затем 40, 30 и т. д. Десять часов пролетают незаметно. Я ликую.
Антропологи утверждают, что люди выстраивают свой собственный ритм крайне долго. Даже если посмотреть, как много веков назад люди шли пешком из Европы в Азию. Но человек может преодолеть свои возможности, задав себе правильный темп. В течение долгих часов в воде мой пульс не поднимается выше 130 уд/мин. За два дня я убедилась, что с таким пульсом мне не грозит переутомление. Есть много людей, способных выдержать тяжелые физические нагрузки и напряжение. Но одиночество и рутину… Навряд ли. Я не скрываю, что горжусь своим умением концентрироваться час за часом, год за годом. Горжусь тем, что превзойду любого по части невозмутимости.
Я тренируюсь как сумасшедшая, параллельно обдумывая варианты полной защиты от медуз. Я не могу предугадать погоду, подводные токи, водовороты. Здесь мне понадобятся детальный анализ и удача. Может быть, после хамского возвращения в пятый раз Природа сжалится надо мной. Что касается мелких мерзких кубомедуз, явно существует средство более эффективное, чем толстовка с капюшоном и лайкровые носки. Зеленый гель – гениальное изобретение Энджел. Но я не соглашусь вымазаться им полностью. Как минимум мне нужен мой рот, который и был ужален в прошлый раз. Мне нужно предусмотреть все. Вдруг клейкая лента не поможет? Вдруг она отклеится? Тогда тысячи мелких гарпунов вопьются в мою кожу, запуская туда смертельный яд?
Осенью 2012 года я встречаю Криса Нагеля – дантиста – изобретателя спортивных кап. Он делает несколько моделей из силикона и других материалов. Но ни один из них мне не подходил. Практически все занимали весь рот и натирали щеки. Крис представил меня специалисту по протезированию – Стефану Кнауссу. Последний делает прекрасные, словно живые, руки и ноги, а также маски для медицинских целей. Он загорелся моей идеей. В течение восьми месяцев он работал и работал, пока наконец не достиг совершенства.
Я обожала свою силиконовую маску. Я держала ее в руках так, как если бы она была хрустальной. Выглядела эта маска крайне чудно. Доктор Кнаусс даже проделал в ней отверстия для защитных очков. Но маска не позволяла свободно дышать носом. Мало того, соленая вода попадала ко мне в нос, горло и рот. Мы сделали специальные затычки для ноздрей, и я всегда вставляла их в нос, когда использовала маску. Было очень непривычно плавать, дыша только через рот. Это ограничивало подачу кислорода.
Дурацкий рот. Мы не могли покрыть его гелем так, чтобы я смогла нормально дышать. Я смотрела на фотографии Пенни Палфри и на ее головной убор, напоминающий шляпу пчеловода. Вся голова Пенни была обмотана сеткой, оставляя лишь небольшое место, чтобы дышать. Естественно, это ее выматывало. Просто какой-то абсурд: пытаться повернуть голову, чтобы сделать вдох с такой конструкцией. В 2012 году Пенни отказалась от своей шляпы. Первой же ночью ее лицо, от лба до подбородка, было ужалено.
Силикон идеально прилегал к моему носу и глазам. Маска даже повторяла очертания моих скул. Затылок и всю заднюю часть шеи облегал кусок еще более тонкого силикона. Мы решали задачу со ртом.
В январе я уехала из дома, чтобы потренироваться в теплой воде. В это время Стефан создавал все новые и новые варианты масок, учитывая проблему рта. Я собиралась испытать каждую модель после своего возвращения в Калифорнию. Стефан понимал, что нужно придумать такую маску, чтобы я могла делать вдох. В предыдущих моделях мне было сложно разжать челюсти. Через какое-то время Стефан нашел решение. Доктор Нагель, с которым мы работали до него, сделал предварительный слепок моих верхних и нижних зубов. Стефан уже пользовался такими слепками, когда придавал маске форму. Мы испытали много образцов из разных материалов. Требовалось сделать их тяжелыми настолько, чтобы они держались на моих зубах, но не натирали десны и щеки. Силикон был слишком твердым. Это могло вызвать ужасные натертости не только в морской, но и в пресной воде. Слепки из другого материала слетали с моих зубов, болтаясь затем во рту. Однако решение было найдено. Акриловая зубная эмаль. Еще несколько недель кропотливой работы, сглаживания каждого острого края. И моя гениально выполненная экстраоригинальная маска была готова.
Первые два часа испытаний в Роуз Боуле дались мне непросто. Я не могла вздохнуть и боялась представить, что произойдет в океане. Но я проявила настойчивость. Приноровившись, я плавала без особых усилий все дольше и дольше. Плавание в океане отличается от плавания в «водах» бассейна раз в 50. В бассейне мне нужно выше задирать голову. Океанские волны не позволяют вытащить голову из воды даже наполовину. Я не чувствовала хлорированную воду на своем лице. В океане иногда стоит пропустить вздох, если волны слишком сильные. В соленой воде из-за маски могла развиться морская болезнь.
Бонни была поражена тем, как упорно мы трудились над созданием силиконовой маски. Но она понимала, что я не смогу использовать ее не то что на протяжении трех дней, но хотя бы одного дня.
Если бы задумалась об этом тогда, я бы сошла с ума. Но я просто гордилась и хвасталась гениальностью Стефана. Все, что я могла делать в тот момент.
Меня вдохновляет совершенно другое. Мое тело находится в самой лучшей форме за последнее время. Плечи обладают почти неограниченной силой. Я великолепно сложенный атлет.
А еще меня вдохновляет то, что творится в моей голове. Меня поражает собственная стойкость. Я сохраняю самообладание на протяжении долгих одиноких часов в воде. Я не позволяю себе расслабляться. Я не устаю от всевозможных числовых прогрессий, песен, которые помогают мне удержаться на плаву. Ни в одном заплыве я не повторяла одну и ту же песню дважды.
За один 14-часовой заплыв я отсчитывала 4 раза по сто гребкой одной рукой. На каждом из четырех языков. В перерыве я начинала петь. Country Road, Suwannee River, Carolina in My Mind, и The Beatles Mean Mr. Mustard. На обратном пути точно так же, только другой плей-лист. The Fine Young Cannibal She Driveas Me Crazy, Grace Slick White Rabbit, Elton John Daniel и The Bangles Manic Monday.
Опять и опять. Я не могу позволить отупляющему чувству одиночества влиять на меня. Это мой способ борьбы с однообразием, пока я наконец не дотронусь до другого берега. Однако схватка со скукой усложняется, когда ты не представляешь, доплывешь ли ты до другого берега или нет. Зимой 2013 года я научилась не оглядываться назад. В перерыве между предыдущими неудачными попытками я плакала каждый день. На протяжении каждого кубинского марафона я думала, что каждый мой гребок станет последним. Я сама строила эти ловушки в подсознании. И я не хочу угодить в них снова.
Итак, тело и разум подготовлены отлично. Но меня охватило чувство одиночества. Мы с Бонни в тупике. Я полна решимости, но неуверенность Бонни сбивает меня с толку. Предостерегая меня от очередного провала, она, сама того не желая, разбивает мне сердце. Бонни согласилась сопровождать меня на острове и в Мексике. Она все еще помогает мне с питанием и поддерживает как может. Мы весь год тренируемся вместе. Но я догадываюсь, что она не поплывет. Я не злюсь на нее. Мы уважаем друг друга. Мы обе тверды в своих решениях. Она принимает мой выбор, а я – ее.